Амурские нефтяные короли: омуты и мели «бумажных рек»

Опасная преюдиция

Некоторое время назад мы уже писали о том, что индивидуальному предпринимателю Марии Харченко органом предварительного расследования было-таки предъявлено обвинение. Но не в мошенничестве, о чём первоначально полицейскими выдвигалась версия, а о растрате. И основой для обвинительного заключения оказались выводы, сделанные Арбитражным судом Амурской области в ходе рассмотрения иска о возложении на ИП Харченко М.В. (ответчика) обязанности по возврату в пользу ООО «БЕНЗО» (истца) нефтепродуктов по договору хранения от 21 сентября 2017 года №11. «Благо», что исходная точка и арбитражного, и уголовного процессов едина: руководство ООО «БЕНЗО» в лице генерального директора компании Сергея Невзорова, представшего, соответственно, в ипостасях истца и потерпевшего, попыталось представить бизнес-вумен в качестве закоренелой злодейки. И, надо сказать, отчасти такой замысел (за которым, при внимательном рассмотрении, возможно усмотреть рейдерские поползновения и желание прибрать к рукам её бизнес) уже начал воплощаться.

Не углубляясь сейчас в детали, уместно заметить: выводы Арбитражного суда Амурской области, нашедшие отражение в решении судьи Сергея Фадеева (оно также ранее рассмотрено в одной из предыдущих публикаций), далеко не безукоризненны с юридической точки зрения. А уж подход к заявленным сторонами доводам и доказательствам, хоть внешне и оказывается подобным, но далеко не таким смешным, как в известной миниатюре в исполнении Владимира Винокура: «Здесь играем. Здесь не играем. А тут – рыбу заворачивали».

Всё получается более чем серьёзным, поскольку полицейское следствие (возможно, сочтя конфликт между ООО «БЕНЗО» и ИП Харченко М.В. окончательно и бесповоротно решённым в пользу компании под руководством Сергея Невзорова) расценило выводы арбитража как некую преюдицию. А потому – как фактически неоспоримую «истину», могущую претендовать на роль некоего фундамента для возведения «монумента» обвинения в совершении уголовного преступления.

Поражает даже не то, что «огрехи» (о, грехи тяжкие!) регионального арбитражного суда не стали препятствием к карьерному взлёту допустившего их судьи (Сергей Фадеев некоторое время назад получил назначение на пост заместителя председателя Арбитражного суда Хабаровского края). Трудно понять, что побудило 6 Апелляционный арбитражный суд посмотреть на эту тяжбу «сквозь пальцы» и не найти более чем очевидных недоработок арбитража регионального уровня.

Именно такой расклад событий, в конце концов, и побудил Марию Харченко к тому, чтобы обратиться с кассационной жалобой на решение Арбитражного суда Амурской области от 23 сентября 2019 года и постановление 6 Арбитражного апелляционного суда (6 ААС) от 22 января 2020 года (им решение суда первой инстанции оставлено без изменения) по делу А04-8385/2018 в Арбитражный суд Дальневосточного округа. Может, хоть там-то отнесутся к ситуации с должным вниманием и пониманием?..

Мария Харченко заявила о категорическом несогласии с рассматриваемыми судебными актами, поскольку полагает, что «судами при вынесении судебных актов были нарушены нормы материального и процессуального права, не дана надлежащая оценка доказательствам по делу, необоснованно отклонены ходатайства ответчика».

По словам бизнес-вумен, из обжалуемых судебных актов следует, что суд первой инстанции, удовлетворяя иск, исходил из доказанности ответчиком факта передачи топлива на хранение, отсутствия факта фальсификации актов МХ-1, представленных истцом, возможности исполнения судебного акта в части возврата спорного топлива.

Что же касается суда апелляционной инстанции, то он, в свою очередь, не выявил неправильного применения и толкования норм права, в части ссылки на постановление Пленума Верховного суда РФ от 24 марта 2016 года №7.

В общем же, мысль Марии Харченко такова: рассматривавшие хозяйственный спор суды неверно оценили доказательства по делу, не дали оценку доказательствам, представленным ответчиком, а выводы судов «противоречат нормам ГК РФ и материалам дела», при рассмотрении дела судами «допущены нарушения норм материального и процессуального права».

Хотите конкретики? Извольте-с…

Когда слышат лишь то, что хотят слышать

Арбитражный суд Амурской области (он в рассматриваемом процессе выступил в качестве суда первой инстанции) не стал вникать в то, что ИП Харченко М.В. услуги по хранению спорного топлива не оказывались, а оказывались только услуги по перевалке нефтепродуктов, по подаче и уборке железнодорожных вагонов, сливу и наливу нефтепродуктов из железнодорожных цистерн в бензовозы. Не только документы подтверждают это, но в пользу того говорят и свидетельские показания. Это же можно понять и из нотариально заверенной переписки.

Целый ряд заслушанных судом свидетелей сообщил об оказании предпринимателем Марией Харченко услуг по перевозке и хранению нефтепродуктов. Но эти же свидетели не являлись свидетелями приёмки топлива на хранение, не присутствовали при составлении передаточных документов, не владели и не могли владеть информацией по взаимоотношениям между истцом и ответчиком по исполнению спорного договора хранения №11.

Важно отметить, что далеко не всё и далеко не все свидетели могут подтвердить. Поскольку заявленные истцом свидетели не являются сторонами отношений между истцом и ответчиком, то и осведомлены они далеко не во всех аспектах этих отношений.

Доверия заслуживает информация свидетеля, бывшего в период с 2011 года по июнь 2017 года работником ИП Харченко М.В.: он был вызван по ходатайству истца, однако отметил важное обстоятельство: представленные истцом в материалы дела акты МХ-1 им не составлялись и не подписывались, представители истца никогда на приёмку топлива не являлись. Очевидно, что сторона ООО «БЕНЗО» рассчитывала на оглашение информации в её же пользу, но получилось-то как раз наоборот.

Далеко не всё бесспорно и в сведениях о ряде других документов, связанных с оформлением якобы хранения нефтепродуктов. В итоге же получается, что обстоятельствами опровергаются выводы суда о том, что акты МХ-1 по спорному топливу составлялись ответчиком. Вывод Арбитражного суда Амурской области основывался реально только на показаниях одного свидетеля, да и то являвшегося заинтересованным в исходе тяжбы лицом. Насколько можно таким показаниям доверять – вопрос излишний. Но, судя по вынесенному судом решению, – не для амурского арбитража, доверившегося всецело этому самому «очевидцу».

Довольно странной, если не сказать иначе, видится и другое. Признав, что подписи на приёмопередаточных документах от имени ИП Харченко М.В. проставлялись не самой Харченко М.В., а иным лицом, либо с использованием факсимиле, но не являясь экспертом или иным лицом, компетентным в вопросе установления лица, проставившего подписи, арбитражный суд повёл себя весьма показательно. А именно – не озаботился назначением экспертизы, которая могла бы показать, кто к документам, говоря в старинном стиле, руку приложил. У женщины-свидетеля были отобраны образцы подписи, но истец отказался от экспертизы подписи, тогда как экспертное исследование позволило бы установить, не ею ли были исполнены подписи на спорных актах. Суд же эти обстоятельства не отразил в судебном акте, не дал оценку указанным обстоятельствам.

Более того, и при анализе других документов суды не мотивировали вывод об отклонении показаний одних свидетелей в пользу показаний свидетелей со стороны истца. Прямо-таки какая-то игра в одни ворота получается…

Тенденциозность суда, как утверждает Мария Харченко, проявилась и в отношении к нотариально заверенным документам. Будучи ответчиком, бизнес-вумен утверждала, что протокол 28АА1063216 от 23 июля 2019 года является недопустимым доказательством, однако суд отклонил такие доводы. При этом мотивировал тем, что ответчик не обжаловал нотариальное действие в суде. И – признал упомянутый протокол надлежащим доказательством. Однако, по мнению Марии Харченко, суд неверно применил нормы процессуального права; что же касается допущенных при совершении нотариального действия нарушений закона, то они являются неустранимыми, влекут правовые последствия, предусмотренные пунктом 3 статьи 64 АПК РФ.

Несоответствие между документально отражёнными сведениями и фактическим временем проведения нотариального действия, как и другими данными, Мария Харченко полагает, что указанные ответчиком недостатки являются неустранимыми, а указание свидетеля не «технические ошибки» являются недопустимым и необоснованными – с учётом принципов осуществления нотариальной деятельности. Речь идёт об осмотре интернет-ресурса. При том, что протокол осмотра доказательств предполагает доскональную и точную фиксацию тех действий, которые фактически производятся, такие условия нотариусом не были осуществлены. Несоответствие между данными из показаний свидетеля и данными, отражёнными в протоколе осмотра, является неустранимым противоречием.

Если имеет место нарушение хотя бы какого-то одного из установленных правил, то соответствующие доказательства могут быть признаны недопустимыми.

Есть резон и в том, что Мария Харченко подвергает серьёзному сомнению результаты осмотра, проведённого в судебном заседании. Ведь он действительно не может свидетельствовать о допустимости указанных доказательств ввиду невозможности проверить подлинность электронных документов, продемонстрированных истцом. Ведь, если эти технические устройства используются и предоставлены самим истцом, то никак невозможно исключать возможности вмешательства в ход работы персонального компьютера со стороны истца, да и изменении данных, выдаваемых на экран.

Есть противоречия и в том, какие сведения о нотариальных действиях были отражены в документах. Справедливо полагая, что нормы статьи 64 АПК РФ императивно устанавливают правило о недопустимости доказательств, полученных с нарушением федерального закона, без признания его таковым судом в ходе отдельного процесса, Мария Харченко полагает: доводы суда о необходимости обращения в суд с заявлением об оспаривании протокола 28АА1063216 от 23 июля 2019 года противоречат статье 64 АПК РФ и основаны на неверном применении судом процессуального права.

Свидетельское «разноголосие» и другие «странности» процесса

Суд при проверке заявления о фальсификации доказательств опрашивал свидетелей, проводил экспертизу и пришёл к выводу о том, что отсутствуют основания для признания заявления о фальсификации доказательств обоснованным. Но, как полагает Мария Харченко, выводы судов прямо противоречат материалам дела и нормам права. К тому же, суд совершенно не учёл следующее.

В рамках арбитражного судебного процесса рассматривается спор о возложении на ответчика обязанности по возврату в пользу истца конкретных нефтепродуктов, а это означает, что в предмет доказывания по делу входит факт передачи конкретного товара на хранение, в том числе – факт приёмки товара уполномоченным лицом.

По мнению Марии Харченко, её оппонент по арбитражному процессу, а вслед за ним – и суд, необоснованно вышли за пределы предмета и основания иска, фактически уклонились от рассмотрения обстоятельств, связанных с поступлением/непоступлением на нефтебазу именно спорного топлива, которое находилось в конкретных цистернах и имело определённые характеристики.

В то же время суд не отразил в судебном акте и не дал оценку тому, что в ходе проведения допроса свидетеля со стороны ответчика (Марии Харченко) были представлены акты приёма-передачи товарно-материальных ценностей. При этом свидетель не только заявил, что подписи под документами исполнены не им, но и что вообще подобные документы не составлял. Указал, что рассматриваемые судом акты являются фальсифицированными. В силу этого обстоятельства логически напрашивается вывод о том, что доводы истца (ООО «БЕНЗО») о факте передачи нефтепродуктов на хранение являются недоказанными.

По-своему характерно, что показания свидетеля стороны истца и свидетелей стороны ответчика вступают между собой в противоречие, а суд при этом не отразил в судебном акте сведения о допросе указанных лиц, показания указанных свидетелей, и не дал оценку показаниям данных лиц.

Если в ходе арбитражного судебного процесса рассматривается спор о возложении на ответчика обязанности по возврату в пользу истца нефтепродуктов, то в предмет доказывания по делу входит факт передачи товара на хранение, в том числе – и факт приёмки товара уполномоченным лицом. При этом по меньшей мере странным выглядит то, что едва ли выводы экспертов могут найти опровержение в свидетельских показаниях на основании пояснений одного человека. Да тем более такого, который не присутствовал, и не мог присутствовать при составлении документов.

По каким-то причинам арбитражный суд суд не указал доказательства, на которых основаны выводы об обстоятельствах дела и доводы в пользу принятого решения. Не отражены и мотивы, по которым суд отверг показания целого ряда свидетелей стороны ответчика, фактически проигнорировал экспертное заключение от 29 мая 2019 года № 185/19., принял или отклонил приведённые в обоснование своих требований и возражений доводы ответчика по вопросу принятия на хранение конкретных партий топлива. Согласитесь, не слишком ли много для одного судебного процесса разного рода «странностей»?

Но и это, как оказалось, – не всё.

Обращаясь в Арбитражный суд Дальневосточного округа, Мария Харченко указывает на нормы гражданского законодательства, регламентирующие порядок заключения и исполнения договоров хранения. Поэтому свидетельские показания как доказательства факта передачи ГСМ на хранение реально не выдерживают никакой критики. Одно дело, когда передача вещи на хранение происходит при чрезвычайных обстоятельствах (пожаре, стихийном бедствии, внезапной болезни, угрозе нападения и т.п.). Но совсем другое – при их отсутствии.

В целом же, если учесть выводы экспертов, в материалах дела отсутствуют допустимые доказательства передачи товара на хранение. Если суд апелляционной инстанции указал, что суд первой инстанции установил якобы имевшие место факты согласования условий по электронной почте, но из материалов дела подтверждения такого документооборота не следовало.

Если бы суд первой инстанции более последовательным при исследовании доказательств, то ему стоило бы учесть необходимость оформления не только складской квитанции, но и отчётных документов – в соответствии с требованиями Росстата.

При рассмотрении выводов Арбитражного суда Амурской области 6 апелляционный арбитражный суд фактически не исследовал и не дал оценку соответствующим доводам апелляционной жалобы, при этом указал на то, что суд первой инстанции дал «надлежащую правовую оценку» доводам ответчика.

Мария Харченко в кассационной жалобе, адресованной в Арбитражный суд Дальневосточного округа, подробно анализирует, каким образом строились правоотношения между ней, индивидуальным предпринимателем в сфере перевалки и хранения нефтепродуктов, и контрагентами. Если речь идёт о добросовестном деловом партнёрстве, то логично было бы предположить наличие соответствующих складских квитанций, которыми подтверждались факты передачи на хранение горюче-смазочных материалов.

При рассмотрении договора между ИП Харченко М.В. и её бизнес-партнёрами уместно обратить внимание на весьма характерную деталь. Если факт оплаты за хранение отсутствует, то это может свидетельствовать либо о безвозмездном характере договора хранения, либо об отсутствии волеизъявления поклажедателя хранить товар на складе (впору было предполагать, что все операции с нефтепродуктами могли сводиться к их перевалке). На операции по хранению ничего не указывало. Тем более, что хранение является вполне самостоятельной хозяйственной операцией (на это указывает Общероссийский классификатор видов экономической деятельности), и её осуществление связано с оформлением соответствующего комплекта документов и проведением сопутствующих действий, а документы подписываются обеими сторонами (т.е. поклажедателем и хранителем).

Нефтебаза, которую использовала для своей деятельности ИП Харченко М.В. не только имеет статус товарного склада (т.е. профессионального хранителя, с которым связывается важные юридические последствия, прежде всего с точки зрения оснований ответственности товарного склада как хранителя), но и лицензию №ВП-72-000224 (ЖХ) от 21 мая 2009 года, выданную Федеральной службой по экологическому, технологическому и атомному надзору. Принципиально важной «деталью» является то, что договор складского хранения всегда является не только возмездным (т.е. предусматривающим обязанность поклажедателя производить оплату за услугу хранения), но и реальным (это означает, что товар должен быть передан на товарный склад, а подтверждением принятия товара на хранение надлежит считать выдачу складского документа). Никак не иначе.

Показательно (если, конечно, уместно употребить это слово применительно к аудио-протоколу судебного заседания от 25 декабря 2018 года), что в судебном заседании директор ООО «БЕНЗО-ТРАНЗИТ» пояснил, что складские квитанции по договору хранения между сторонами не составлялись, представитель поклажедателя при подаче вагонов на железнодорожный путь не присутствовал.

Если дело обстояло именно таким образом, то – в соответствии с требованиями гражданского законодательства РФ – несоблюдение простой письменной формы сделки влечет её недействительность. Письменное оформление не есть «пустая формальность», а юридически значимое действие. Этого ли не знать претендующим на серьёзность иска заявителям и, тем паче, судье арбитражного суда?!

Если следовать общему правилу, сформулированному в статье 162 ГК РФ, то необходимо понять: несоблюдение простой письменной формы сделки лишает стороны права в случае спора ссылаться в подтверждение её условий на свидетельские показания, но не лишает их права приводить письменные и другие доказательства.

Если же говорить о реальности договора складского хранения, то она должна подкрепляться не только передачей товара товарному складу, но и надлежащим оформлением документов. Статьёй 65 АПК РФ предусмотрено, что бремя доказывания факта передачи спорных нефтепродуктов на хранение должно лежать на истце.

Уместно заметить, что в материалах дела, рассмотренного первоначально Арбитражным судом Амурской области, а вслед за ним – 6 ААС, складские квитанции отсутствуют. А те, что имеются, не являются, с точки зрения действующего законодательства, отвечающими условиям договора хранения. При этом нормы ГК РФ опровергают вывод суда о необходимости составления в качестве складского документа акта по форме МХ-1.

Почему же суды – в нарушение требований пункта 4 статьи 170 АПК РФ – не указали условия договора и норму права, на основании которых сделали указанный вывод? Такой вопрос, надо полагать, относится к риторическим.

Если судья, вынося решение, «забывает» об инструктивных документах Росстата, ограничивших применение унифицированных форм первичной учетной документации, да и не усматривает в представленных истцом документах нарушений (несоответствия требованиям Росстата), а сами документы, упрощённо говоря, – «отсебятиной», то, наверное, вопрос – карьера «служителя Фемиды» в таком должна идти по «нисходящей», или же вести к повышению по службе?

Что же помешало и Арбитражному суду Амурской области, и 6 ААС дать оценку доводов ответчика (не эмоциональную, а юридическую, со ссылками на нормы права!) и мотивированную оценку обстоятельств?

Анализ учётных документов позволяет понять, что оплате подлежали исключительно такие услуги, как подача/уборка, слив/налив нефтепродуктов, но – никак не хранение. Ну, нет доказательств хранения спорных нефтепродуктов! Не предоставил их ответчик суду. Ни документов, подтверждающих оплату услуг хранения, ни одного акта инвентаризации товара или инвентаризационных описей, хранящихся на складе спорных нефтепродуктов, ни доказательств обращения к ответчику о выдаче складских документов на спорное топливо в соответствие с условиями договора.

Материалы дела убеждают в том, что истцом создан фиктивный документооборот в части документов, подтверждающих факт обращения истца за топливом, и якобы отказа хранителя его выдать. В судебном заседании от 25 декабря 2018 года прозвучало (аудио-протокол вам в помощь!), что складские квитанции по договору хранения между сторонами не составлялись, представитель поклажедателя при подаче вагонов на железнодорожный путь не присутствовал. Свидетели подтвердили, что истец не участвовал в приёмке приходящего железнодорожным транспортом топлива, не участвовал ни лично, ни через представителей в осуществлении замеров и проверке качества топлива, не участвовал в передаче топлива на хранение, если таковое имело, по мнению истца, место быть. И чего тут огород городить?

Если суд утверждает, что документы первичного учёта не представлены ответчиком в материалы дела, то это утверждение не только не основано на материалах этого самого дела, но и прямо противоречит логике рассмотрения дела и позиции ответчика. Как, скажите, возможно ответчику представить документы о том, чего не делалось, а истец, в свою очередь, не требовал составления складских документов и не присутствовал при принятии на склад?

В самом деле: поскольку истец никогда не принимал участия в приёмке и передаче нефтепродуктов на хранение, то на истца возлагалось бремя идентификации полномочий лиц, принимавших от него товар, в качестве представителя хранителя. Материалы дела убеждают, а пояснения истца лишь укрепляют во мнении о том, что он (т.е. истец!) эту обязанность не выполнил. Т.е. принял на себя риск возникновения неблагоприятных последствий в связи с не совершением таких действий. Как говорится, нечего валить с больной головы на здоровую.

«А не замахнуться ли нам..?»

Нет, на «Уильяма нашего Шекспира» замахивается истец, предъявляя требования к ответчику. Совсем другое происходит.

Вроде бы, понятно и очевидно, что, рассматривая хозяйственный спор, Арбитражный суд Амурской области не нашёл противоречий и установил соотносимость друг с другом представленных истцом транспортных железнодорожных накладных и актов приёма-передачи имущества на хранение. Ведь и те, и другие акты изготовлялись истцом по своим данным и скреплялись подписью от имени ИП Харченко М.В.

Но по какой причине истец препятствовал суду и ответчику в проверке указанного довода? Значит ли это, что было нечто, которое предполагалось скрыть, утаить?

Мария Харченко, будучи ответчиком в арбитражном процессе, исполнила требования суда и обеспечила явку свидетелей, о необходимости допроса которых заявлено истцом, в том числе с процедурой отобрания образцов подписи. Тогда как понять и расценить действия свидетеля, образец подписи которого следовало бы исследовать экспертизе, поскольку есть основания полагать, что этот свидетель является лицом, которое могло изготовить акты и факта составления спорных документов именно стороной истца.

Просто интересно: почему этот свидетель так упорно обходит стороной именно судебные заседания по рассматриваемому нами делу (якобы проживает в Москве и не имеет возможности участвовать в этих заседаниях), тогда как активно участвует в других судебных заседаниях, проходящих в Благовещенске? Едва ли такие «нестыковки» случайны. Может, если уместна поговорка «в тему», знает кошка, чьё мясо съела?

Арбитражный суд, реализуя правомочия, вытекающие из требований части 1 статьи 46 Конституции РФ о праве граждан на судебную защиту, должен был это учитывать. О какой же независимости, объективности и беспристрастности действий арбитражного суда можно вести речь, если оценивать возложенную на него законодательством функцию руководства процессом? И как эта руководящая функция реализуется, если истец, фактически уклоняясь от предоставления необходимых материалов для проверки заявления о фальсификации, лишает ответчика возможности обосновать свою позицию определёнными доказательствами, а также противодействует суду в проверке достоверности доказательств, препятствует вынесению судом судебного акта в соответствии с основополагающими принципами арбитражного судопроизводства?

Да и позиция, занятая судом (в лице конкретного судьи Арбитражного суда Амурской области, по меньшей мере), убеждает в том, что суд фактически уклонился от содействия ответчику в установлении указанных фактов, не обязал явку свидетеля обязательной, лишил ответчика возможности установить в ходе судебного разбирательства обоснованность своих доводов. Что же касается суда апелляционной инстанции, то и он не дал оценку указанным обстоятельствам, не отразил оценку доводов жалобы в судебном акте. Прямо-таки редкостное единодушие. Или наваждение, оказывающееся по своей сути посягательством на конституционные права?..

Когда «Федот» – явно не тот…

Арбитражный суд Амурской области, а вслед за ним – 6 ААС, полагает факт принятия ответчиком от истца нефтепродуктов подтверждённым транспортными, железнодорожными – в частности, документами, поскольку Мария Харченко обозначена в них как грузополучатель. Однако – вот незадача для истца! – такие документы, в силу требований гражданского законодательства не являются надлежащими для подтверждения ими принятие товара на хранение. Подписи хранителя как стороны соответствующих правоотношений в них нет и быть не может по определению. Такие перевозочные документы не могут порождать обязательства по хранению, поскольку составлены и подписаны иными лицами, а не Марией Харченко как получателем груза. Указание сторонами сделки предпринимателя в качестве грузополучателя обусловлено лишь поступлением вагонов на принадлежащий ответчику железнодорожный путь необщего пользования, ввиду отсутствия такового у истца, который является лишь перепродавцом топлива.

Оценка перевозочного документа в ином качестве может быть расценена как логическая ошибка, именуемая как подмена тезиса. Или же как попытка «притянуть за уши» документ, имеющий иное функциональное назначение, а значит – и вынести заведомо ошибочное и даже неправосудное решение.

Неужели судья, рассматривавший иск к индивидуальному предпринимателю Марии Харченко, не понял того, что обозначение её в транспортной железнодорожной накладной является лишь условием принятия перевозчиком груза к перевозке, вытекающим из требований Устава железнодорожного транспорта, а не налагающим на неё как грузополучателя обязанности по хранению получаемого груза? Такой вывод суда о «подтверждении» хранения транспортными накладными является несостоятельным, ибо эти документы имеют иное функциональное назначение. Образно говоря, гвозди можно забивать и скрипкой Страдивари, но она предназначена для другого, да и стоит подороже молотка. Также важно учесть, что во всех транспортных накладных отсутствует ссылка на какой-либо договор хранения как на основание принятия товара. И это отражается в арбитражной практике, но, как видно, – не в нашем случае.

Законодательно установлено (и другими судами подтверждено), что простая письменная форма договора хранения считается соблюдённой, если принятие вещи на хранение удостоверено хранителем выдачей поклажедателю сохранной расписки, квитанции, свидетельства или иного документа, подписанного хранителем. Тогда как представленная истцом товарно-транспортная накладная – в нарушение в том числе условий договора – не содержит сведений об уполномоченном лице, передавшем товар, то есть об истце, также в таком документе отсутствуют сведения о полномочиях лица, принявшего товар.

Если ответчик указывает на факт прибытия вагонов на железнодорожный путь необщего пользования, находящийся на базе ИП Харченко М.В., то это вовсе не означает факта принятия топлива на хранение. Как бы не хотелось истцу верить в обратное и доказать это. Ведь данные обстоятельства лишь подтверждают факт предоставления ответчиком истцу железнодорожных путей для принятия цистерн и производства перевалки топлива (слив/налив). Но никак ничего иного. Неужели столь очевидные вещи оказались недоступными для понимания и судом первой инстанции, и апелляционным судом?

С доказательствами вышла неувязка

Рассматривая иск к индивидуальному предпринимателю Марии Харченко, суд пришёл к выводу о признании ею как ответчиком действия договора и факта оказания услуг по хранению топлива на нефтебазе, расположенной в селе Екатеринославка. Но такой вывод совершенно не вступает в противоречие с позицией ответчика об отсутствии хранения конкретного топлива, предъявленного к истребованию.

Более того, суд в вынесенном решении не отразил, да и не дал оценку доводам ответчика о том, что буквальное содержание рассмотренных актов состоит в признании оказанными истцу услуг лишь по подаче/уборке, сливу/наливу нефтепродуктов. Ибо так и не нашлось доказательств, подтверждающих оказание услуг именно по хранению данных товаров. Если истец так и не подтвердил, что услуги по хранению оплачены (причём речь идёт о конкретном хранении истребуемых видов топлива, а не неких ГСМ «вообще»), то о чём, собственно, можно вести разговор?

Рассматривая принципиальную сторону такого вопроса, Пленум Верховного суда РФ (в пункте 58 Постановления от 22 ноября 2016 года №54 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации об обязательствах и их исполнении») указал на то, что ни одна из сторон обязательства, по условиям которого предусмотрено встречное исполнение, не вправе требовать по суду от другой стороны исполнения в натуре, не предоставив причитающегося с неё по обязательству другой стороне.

Раз истцом не представлены доказательства оплаты за хранение, а договор предусматривает отдельную плату за хранение, то уместен вывод о том, что истец не намеревался хранить топливо, да и фактически его не хранил. Ибо произведённая оплата является платой за перевалку (слив/налив) с использованием железнодорожного тупика ответчика.

По меньшей мере, вызывает недоумение, по каким таким причинам арбитражные суды (как первой, так и апелляционной инстанций) так и не дали оценку доводам ответчика и не указали мотивы, по которым доводы ответчика оказались ими отклонёнными.

Как исполнить неисполнимое?

Говоря о выводах, сделанных судами первой и апелляционной инстанций, Мария Харченко указывает в кассационной жалобе, направленной в Арбитражный суд Дальневосточного округа, что нижестоящими судами нарушен принцип исполнимости судебного акта. Это выразилось, по её суждению, в сделанных этими судами выводах.

Вопрос состоит в том, что данные суды допустили неверное толкование и применение норм гражданского законодательства, а также необоснованно расширенное применение постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24 марта 2016 года №7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств». Если говорить предельно кратко, то кредитор не вправе требовать по суду от должника исполнения обязательства в натуре, если осуществление такого исполнения объективно невозможно.

Это, как утверждает Мария Харченко, означает, что исковые требования не подлежат удовлетворению.

Суд не только установил, но и отразил в судебном акте факт отсутствия владения Марией Харченко нефтебазой, на которую, по мнению истца и суда, было помещено спорное топливо, а также факт отсутствия топлива в натуре на нефтебазе. В материалах дела отсутствуют доказательства, которые возможно было бы считать подтверждением осуществления индивидуальным предпринимателем Харченко М.В. деятельности по торговле топливом, хранению топлива, а равно владения местами складирования и хранения нефтепродуктов.

Получается, что арбитражные суды первой и апелляционной инстанций упустили из внимания то обстоятельство, что толкование имеет ограниченный характер, применимость термина «продавец» только к тем правоотношениям, которые вытекают из договора купли/продажи (поставки).

По-своему показательным видится и непоследовательность, проявленная группой компаний «БЕНЗО» в ходе заявлений исковых требований к ИП Харченко М.В. Первоначально истцу хотелось добиться возврата топлива в натуре, а потом «вдруг» пришла мысль о взыскании с ответчика убытков. Однако предмет и основания исковых требований, исходивших от ООО «БЕНЗО», ООО «БЕНЗО-ТРАНЗИТ» и ООО «ГСМ-ОПТ», является одинаковым (разве что с поправками на виды и объём топлива). Прямо-таки какой-то разброд и шатание…

А разве возможно считать добросовестным поведение истца, если он, истец, имитирует обращение к хранителю о выдаче топлива, заведомо зная об отсутствии этого горючего на нефтебазе? И таких обращений – целый воз и маленькая тележка. Анализ этих документов, по мысли Марии Харченко, позволяет сделать вывод о том, что «атакующие» её истцы, словно сговорившись (может, и в самом деле так и было?), изготовили идентичные документы, создающие видимость обращения к ИП Харченко М.В. за выдачей нефтепродуктов, якобы находящихся на нефтебазе.

Это может увидеться какой-то нелепицей, но представленные суду истцами документы (не каждый в отдельности, а совокупность документов) призваны были убедить арбитраж в том, что одна и та же автомашина (цистерна), с одним (тем же) водителем, но с разными документами, с интервалом в 15 минут подъезжает к нефтебазе, о чём впоследствии составляется соответствующие акты. Какой-то «одесский шум, напоминающий большую работу»! Действительно, это было бы смешно, если б не было так грустно.

По сути, выходит только одно: ООО «ГСМ-ОПТ», ООО «БЕНЗО» и ООО «БЕНЗО-ТРАНЗИТ» создали фиктивный документооборот. И эта «бумажная река» имела целью создать впечатление у суда о, якобы, принятии истцами мер по получению топлива. На самом же деле ни фактической возможности, ни юридической воли у данных юридических лиц на возникновение соответствующих правовых и материальных последствий таких действий не имелось. В этом Мария Харченко глубоко убеждена. Как, впрочем, и в том, что такое поведение истца свидетельствует об осведомлённости истца об отсутствии топлива на нефтебазе.

При рассмотрении вопроса об исполнимости судебных решений важно обратить внимание на игнорирование положений статьи 171 АПК РФ, о чём свои доводы привела Арбитражному суду Дальневосточного округа Мария Харченко. В этой статье кодекса указывается на необходимость для арбитражного суда указывать в решении не только наименование имущества, подлежащего передаче истцу, но и его стоимость и место нахождения.

Будучи ответчиком в арбитражном процессе, Мария Харченко как индивидуальный предприниматель полагает: предмет и основание иска свидетельствует именно о наличии спора о присуждении имущества в натуре. Что же касается вопроса о возможности установления индивидуально-определённых признаков вещей, переданных на хранение, а также об их стоимости, то такой вопрос судом не исследовался и не отражён в судебном акте. Ни стоимость, ни место нахождения имущества не зафиксированы в судебном акте.

Объяснением такой ситуации может служить то, что и истец, и суд заняли в части исполнимости судебного акта. Поскольку требования упомянутой выше статьи АПК РФ не выполнены, то судебный акт возможно считать необоснованным. При этом, как полагает Мария Харченко, допущенные судом первой инстанции нарушения норм процессуального права являются существенными и непреодолимыми. Соответственно, указанные выше иные нарушения, допущенные судами при вынесении решения, постановления по делу А04-8385/2018 возможно считать основанием обжалования судебного акта и его отмены.

Если принимаемый арбитражным судом судебный акт «страдает» невозможностью его исполнения, то такой акт вступает в противоречие с требованиями части 1 статьи 16 АПК РФ и может создать угрозу необоснованного привлечения к ответственности. Принципиально важно то, что решение арбитражного суда должно быть не только законным, обоснованным и мотивированным, но и быть исполнимым на стадии исполнительного производства.

Если исковые требования истца изначально ведут к неисполнимости судебного акта, то суд должен данное обстоятельство учесть в рамках подготовки дела к судебному разбирательству. Так, при необходимости судья может предложить истцу уточнить свои требования и обстоятельства, на которые он ссылается в обоснование этих требований. Содействие истцу со стороны судьи может состоять и в том, что заявителю может быть дано разъяснение, какие существуют иные способы защиты нарушенного права истца, каким образом возможно заменить избранный способ защиты, ненадлежащего ответчика.

Мария Харченко исходит из следующего: предъявление к судебным актам требования исполнимости также означает, что возможность исполнения судебного акта должна быть проверена арбитражным судом, а соответствующие обстоятельства должны быть включены в предмет доказывания по делу. Соответственно, при наличии такой необходимости суд может предложить сторонам представить дополнительно доказательства, свидетельствующие о возможности (невозможности) исполнения судебного акта.

Чем суду «не угодила» экспертиза?

Вопрос об отклонении (по словам Марии Харченко, необоснованном) ходатайств о проведении бухгалтерской экспертизы, а именно так поступили арбитражные суды первой и апелляционной инстанций, является одним из ключевых в ходе рассмотрения дела о хозяйственном споре между ИП Харченко М.В. и группой компаний «БЕНЗО».

Сторона ответчика заявляла ходатайство о проведении по делу бухгалтерской экспертизы из тех соображений, что по её результатам (их, понятное дело, можно было бы получить только при проведении исследования бухгалтерских документов) стало бы реальным определение объективных показателей количества нефтепродуктов на нефтебазе, определение остатков нефтепродуктов, количество переданного истцом топлива, полученного в свою пользу, а также переданного третьим лицам без фактического помещения в резервуары. Проще сказать, сколько какого товара прибыло, сколько (да и куда) убыло, сколько осталось.

Понятное дело, что объём документов, особенно – бухгалтерской отчётности истца (бухгалтерского баланса за 2018 года), значителен. Основания же для назначения экспертизы таковы.

Во-первых, весь массив документов, на основании которых вынесено и подтверждено обжалуемое решение арбитражных судов, представлен стороной истца и имеют отношение к деятельности ООО «БЕНЗО-ТРАНЗИТ».

Во-вторых, у ответчика не имелось возможности (физической возможности: ведь вместимость резервуарного парка не безгранична!) хранения заявленного объёма топлива длительное время. Да и на нефтебазе хранилось топливо и других контрагентов.

Рассмотрение в комплексе требований, изложенных в заявлениях входящих в группу «БЕНЗО» компаний, позволяет объективно оценить физическую возможность раздельного хранения заявленных видов и объёмов топлива. Вот и получается, что что фактическая вместимость резервуаров, при обеспечении раздельного хранения, не позволяет разместить истребуемый объём топлива.

Анализ данных бухгалтерского баланса истца за 2018 год указывает на такие несоответствия, которые опровергают доводы истца о передаче на хранение ответчику нефтепродуктов в заявленном объёме.

Ответчик представил в материалы дела заключение специалиста-аудитора, в котором специалист пришел к выводу, что отчётность истца подлежит обязательному аудиту, и с этой целью рекомендовано ответчику запросить дополнительные документы о хозяйственной деятельности истца через Арбитражный суд.

Поскольку в рамках арбитражного процесса рассматривается спор о возложении на ответчика обязанности по возврату в пользу истца конкретных нефтепродуктов, постольку в предмет доказывания по делу входит факт передачи конкретного товара на хранение, в том числе – факт приёмки товара уполномоченным лицом. Однако истец, а впоследствии и суд необоснованно вышли за пределы предмета и основания иска, фактически уклонившись от рассмотрения обстоятельств, связанных с поступлением/непоступлением на нефтебазу именно спорного топлива, находящегося в конкретных цистернах и имеющих определённые характеристики. В силу такого обстоятельства Мария Харченко как ответчик полагает, что проведение бухгалтерской экспертизы является единственным способом установления объективной картины отношений, сложившихся между ИП Харченко М.В. и контрагентом (ООО «БЕНЗО-ТРАНЗИТ») в рамках использования нефтебазы в селе Екатеринославка. Мария Харченко считает и исходит из того, что суды обеих инстанций не мотивировали отказ в удовлетворении указанного ходатайства.

Важно также и другое: бухгалтерская экспертиза был проведена в рамках уголовного дела (материалы которого использовались истцом, а в дальнейшем судом при разрешении спора). Поставленные перед экспертом вопросы позволяли получить данные о количестве поступивших нефтепродуктов (становилась известна не только масса, но и виды топлива, а также наименования конкретных поклажедателей), передаваемых на хранение на нефтебазу ИП Харченко М.В.; данные о фиксации поступлений ГСМ по различным учётным документам; данные о сроках возвращения и количестве возвращаемых с хранения нефтепродуктов тем или иным контрагентам; данные об остатках нефтепродуктов (массе, видах топлива, их принадлежности конкретным контрагентам).

Итоги проведённой экспертизы, в частности, позволили сделать вывод о невозможности установить остаток ДГК вид 2 в одном случае, а в другом было установлено расхождение с количеством топлива, взысканным обжалуемыми судебными актами.

Как отметила в кассационной жалобе, адресованной в Арбитражный суд Дальневосточного округа, Мария Харченко, при анализе документов эксперт не исследовал документы о выдаче нефтепродуктов иным поклажедателям, нежели указанным в вопросах эксперту.

Главный же вывод заключается в том, что арбитражные суды первой и апелляционной инстанций немотивированно и необоснованно отказали ответчику в судебной защите с использованием процессуальных инструментов, предусмотренных статьёй 82 АПК РФ. Суды не дали надлежащей оценки доводов и доказательств, представленных ответчиком, выводы судов не основаны на материалах дела, а сами суды неверно применили нормы права, не учли требований гражданского и арбитражного процессуального законодательства.

Именно всё сказанное в совокупности может быть оценено как основание для отмены обжалуемого постановления 6 Апелляционного арбитражного суда.

Не спешите их «хоронить»

В завершающей части кассационной жалобы Мария Харченко заявляет ходатайство о приостановлении исполнения судебных актов. И приводит целый ряд оснований для такого решения.

Она указывает на неудовлетворительное финансовое положение ООО «БЕНЗО-ТРАНЗИТ». Эта компания, что следует из материалов дела №А04-9458/2018, обращалась о предоставлении фирме отсрочки уплаты государственной пошлины, поскольку отсутствовали денежные средства на расчётном счёте общества. (Данный факт нашёл отражение в определении от 22 ноября 2018 года по делу А04-9458/2018).

Не имелось у ООО «БЕНЗО-ТРАНЗИТ» и недвижимого имущества и автотранспортных средств, за счёт которых можно было бы удовлетворить требования ИП Харченко М.В. в случае поворота исполнения решения суда.

Суд своим решением обязал ответчика передать истцу нефтепродукты в общем размере 1518,767 тонн. Если принять во внимание значительность объема нефтепродуктов, значительную стоимость топлива, взысканного с ИП Харченко М.В., учесть, что нефтепродукты, полученные по исполнительному листу, выданному на основании обжалуемых судебных актов, могут быть распределены, использованы взыскателем или реализованы третьим лицам до окончания рассмотрения кассационной жалобы, то вполне вероятно ожидать, что поворот в исполнении указанного судебного акта в случае его отмены или изменения окажется затруднительным.

Нельзя сбрасывать со счетов и довод ответчика о том, что единовременное истребование присуждённого количества нефтепродуктов причинит ущерб его деловой репутации, приведёт к срыву контрактных обязательств, однако нарушит как права истца, так и права и законные интересы иных лиц – контрагентов последнего.

В обжалуемых судебных актах суды указывали на возможность приобретения нефтепродуктов за счёт ответчика для последующей передачи истцу. Однако это приведёт, и сомнений в том практически нет, к негативным последствиям –нарушению нормальной финансово-хозяйственной деятельности ответчика, невозможности исполнения им своих обязательств по оплате обязательных платежей в бюджетные и внебюджетные фонды, а также по оплате труда работников.

Важно понимать и оценивать адекватно такое обстоятельство, которое нашло отражение в материалах дела. А именно то, что деятельность ООО «БЕНЗО-ТРАНЗИТ» связана с перепродажей нефтепродуктов. При этом в собственности истца отсутствуют места хранения, нефтебазы и иной резервуарный парк, вмещающий значительное количество топлива разных видов. По тем же материалам дела возможно установить, что основным местом хранения для истца (такое, по крайней мере, зафиксировано в заявлении) являлась нефтебаза ИП Харченко М.В. Причём эта самая нефтебаза в настоящее время находится в аренду третьего лица (ООО «ДТ»). И, случись перепродажа истцом взысканного объема нефтепродуктов третьим лицам, поворот исполнения обжалуемых судебных актов будет невозможен. Может случиться ситуация, описываемая старинной поговоркой: «Снявши голову, по волосам не плачут».

Мария Харченко указывает на то, что у истца отсутствует возможность для хранения подлежащего вывозу топлива, а это побуждает его заняться немедленной перепродажей (использованием) топлива. Это обстоятельство, да и значительность суммы взысканного топлива в денежном эквиваленте, может затруднить поворот исполнения обжалованных судебных актов в случае их отмены.

Наконец, ответчик также указывает на затруднительность поворота исполнения обжалуемого судебного акта. Такое действие действительно нелегко выполнить, поскольку возврат переданного на хранение топлива связан со значительными расходами. Ведь затраты придётся в таком случае нести в связи с необходимостью его транспортировки, затем обратной транспортировкой, а также повторной передачей нефтепродуктов ответчику. В конечном итоге, всё это приведёт к необоснованным расходам для стороны.

По мысли Марии Харченко, результаты рассмотрения ходатайства непосредственно зависят от обоснования невозможности или затруднительности поворота исполнения обжалуемых судебных актов. Бизнес-вумен даёт себе отчёт в том, что оценка названного обоснования АПК РФ отнесена к компетенции суда кассационной инстанции. И что от этой самой инстанции, от учёта ею баланса интересов сторон в конечном итоге зависит, удастся ли минимизировать негативные последствия, если уж дело дойдёт до исполнения судебных актов, причём – до того момента, когда начнётся проверка их законности в кассационном порядке.

По мнению предпринимателя, указанные выше обстоятельства свидетельствуют о невозможности поворота исполнения судебного акта в случае отмены обжалуемого решения Арбитражного суда Амурской области и постановления апелляционного суда. Это связано, как считает Мария Харченко, с тем, что в такой ситуации нарушенные указанным судебными актами права и её законные интересы как предпринимателя восстановлены не будут, равно как не будет восстановлено положение, существовавшее до исполнения постановления суда.

Приостановление исполнения обжалуемого судебного акта, что вытекает из смысла действующего законодательства, может быть расценено как ускоренное средство защиты. А такой подход не требует представления доказательств в объёме, необходимом для обоснования требований и возражений стороны по существу спора.

Обращение Марии Харченко к Арбитражному суду Дальневосточного округа едва ли стоит воспринимать как некий жест отчаяния. Хотя, если смотреть правде в глаза, указанные ею обстоятельства свидетельствуют о невозможности и затруднительности поворота исполнения оспариваемых судебных актов.

Есть ли свет в конце туннеля?

Возможно, да. И не факт, что этот свет – луч прожектора движущегося навстречу локомотива. Поэтому Мария Харченко сдаваться не собирается и обращается к Арбитражному суду Дальневосточного округа с двумя взаимосвязанными просьбами. Первая из них заключается в том, чтобы отменить решение Арбитражного суда Амурской области от 23 сентября 2019 году, а также постановление 6 ААС от 22 января 2020 года по делу А04-8385/2018 и направить дело на новое рассмотрение в Арбитражный суд Амурской области. А вторая состоит в том, чтобы приостановить исполнения данных решения и постановления до того момента, когда арбитражный суд кассационной инстанции примет постановление по результатам рассмотрения кассационной жалобы.

Источник:
Деловой портал «Золотой Мост»